нет ни единого человека, только в одной комнате печь топится, на шестке стоит сковородка, на столе прибор готов: тарелка, и вилка, и нож. Иван-царевич вынул из сумки уток, ощипал, вычистил, положил на сковородку и сунул в печку; зажарил, поставил на стол, режет да кушает.
Вдруг откуда ни возьмись – является к нему красная де́вица – такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером написать, и говорит ему:
– Хлеб-соль, Иван-царевич!
– Милости просим, красная де́вица! Садись со мной кушать.
– Я бы села с тобой, да боюсь: у тебя конь волшебный.
– Нет, красная де́вица, не узнала! Мой волшебный конь дома остался, я на простом приехал.
Как услыхала это красная де́вица, тотчас начала дуться, надулась и сделалась страшною львицею, разинула пасть и проглотила царевича целиком. Была то не простая де́вица, была то родная сестра трёх змеев, что побиты Иваном солдатским сыном.
Вздумал Иван солдатский сын про своего брата, вынул платок из кармана, утёрся, смотрит – весь платок в крови. Сильно он запечалился: «Что за притча! Поехал мой брат в хорошую сторону, где бы ему царём быть, а он смерть получил!» Отпросился у жены и тестя и поехал на своём богатырском коне разыскивать брата, Ивана-царевича. Близко ли, далеко́, скоро ли, коротко́, приезжает в то самое государство, где его брат проживал; расспросил про всё и узнал, что поехал-де царевич на охоту, да так и сгинул – назад не бывал. Иван солдатский сын той же самой дорогою поехал охотиться; попадается и ему олень быстроногий. Пустился богатырь за ним в погоню; выехал на широкий луг – олень с глаз пропал; смотрит – на лугу ручеёк протекает, на воде две утки плавают. Иван солдатский сын застрелил уток, приехал в белокаменные палаты и вошёл в комнаты. Везде пусто, только в одной комнате печь топится, на шестке сковородка стоит. Он зажарил уток, вынес на двор, сел на крылечке, режет да кушает.
Вдруг является к нему красная де́вица:
– Хлеб-соль, добрый мо́лодец! Зачем на дворе кушаешь?
Отвечает Иван солдатский сын:
– Да в горнице неохотно; на дворе веселей будет! Садись со мной, красная де́вица!
– Я бы с радостью села, да боюсь твоего коня волшебного.
– Полно, красавица! Я на простой лошадёнке приехал.
Она сдуру и поверила и начала дуться, надулась страшною львицею и только хотела проглотить доброго мо́лодца, как прибежал его волшебный конь и облапил её богатырскими ногами. Иван солдатский сын обнажил свою саблю острую и крикнул зычным голосом:
– Стой, проклятая! Ты проглотила моего брата Ивана-царевича? Выкинь его назад, не то изрублю тебя на мелкие части.
Львица рыгнула и выкинула Ивана-царевича; сам-то он мёртвый, в гниль пошёл, голова облезла.
Тут Иван солдатский сын вынул из седла два пузырька с водою целющею и живущею; взбрызнул брата целющей водою – плоть-мясо срастается; взбрызнул живущей водою – царевич встал и говорит:
– Ах, как же я долго спал!
Отвечает Иван солдатский сын:
– Век бы тебе спать, если б не я!
Потом берёт свою саблю и хочет рубить львице голову; она обернулась душой-де́вицей, такою красавицей, что и рассказать нельзя, начала слёзно плакать и просить прощения. Глядя на её красу неописанную, смиловался Иван солдатский сын и пустил её на волю вольную.
Приехали братья во дворец, сотворили трёхдневный пир; после попрощались; Иван-царевич остался в своём государстве, а Иван солдатский сын поехал к своей супруге и стал с нею поживать в любви и согласии.
В некое время вышел Иван солдатский сын в чистое поле прогуляться; попадается ему навстречу малый ребёнок и просит милостыньку. Жалко стало доброму мо́лодцу, вынул из кармана золотой и даёт мальчику; мальчик принимает милостыню, а сам дуется – оборотился львом и разорвал богатыря на мелкие части. Через несколько дней то же самое приключилось и с Иваном-царевичем: вышел он в сад прогуляться, а навстречу ему старичок, низко кланяется и просит милостыньку; царевич подаёт ему золотой. Старик принимает милостыньку, а сам дуется – обернулся львом, схватил Ивана-царевича и разорвал на кусочки. Так и сгинули сильномогучие богатыри, извела их сестра змеиная.
1
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь; у этого царя было три сына, все они были на возрасте. Только мать их вдруг унёс Кош Бессмертный. Старший сын и просит у отца благословенье искать мать. Отец благословил; он уехал и без вести пропал. Середний сын пождал-пождал, тоже выпросился у отца, уехал, – и тот без вести пропал. Малый сын, Иван-царевич, говорит отцу:
– Батюшка! Благословляй меня искать матушку.
Отец не отпускает, говорит:
– Тех нет братовей, да и ты уедешь: я с кручины умру!
– Нет, батюшка, благословишь – поеду, и не благословишь – поеду.
Отец благословил.
Виктор Васнецов.
Кощей Бессмертный и Василиса Прекрасная
Иван-царевич пошёл выбирать себе коня: на которого руку положит, тот и падёт; не мог выбрать себе коня, идёт доро́гой по городу, повесил голову. Неоткуда взялась старуха, спрашивает:
– Что, Иван-царевич, повесил голову?
– Уйди, старуха! На руку положу, другой пришлёпну – мокренько будет.
Старуха обежала другим переулком, идёт опять навстречу, говорит:
– Здравствуй, Иван-царевич! Что повесил голову?
Он и думает:
– Что же старуха меня спрашивает? Не поможет ли мне она?
И говорит ей:
– Вот, баушка, не могу найти себе доброго коня.
– Дурашка, мучишься, а старухе не кучишься! – отвечает старуха. – Пойдём со мной.
Привела его к горе, указала место:
– Скапывай эту землю.
Иван-царевич скопал, видит чугунную доску на двенадцати замках; замки он тотчас же сорвал и двери отворил, вошёл под землю: тут прикован на двенадцати цепях богатырский конь; он, видно, услышал ездока по себе, заржал, забился, все двенадцать цепей порвал. Иван-царевич надел на себя богатырские доспехи, надел на коня узду, черкасское седло, дал старухе денег и сказал:
– Благословляй и прощай, баушка!
Сам сел и поехал.
Иван Билибин. Кощей Бессмертный
Долго ездил, наконец доехал до горы; пребольшущая гора, крутая, взъехать на неё никак нельзя. Тут и братья его ездят возле горы; поздоровались, поехали вместе; доезжают до чугунного камня пудов в полтораста, на камне надпись: кто этот камень бросит на́ гору, тому и ход будет. Старшие братовья не могли поднять камень, а Иван-царевич с одного маху забросил на́ гору – и тотчас в горе показалась лестница. Он оставил коня, наточил из мизинца в стакан крови, подаёт братьям